Сергей Перегудов о жёлтых и зелёных листьях

Перед началом раунда команда Сиднева встала из-за стола, но вместо них никто не сел. Выходит заминка, кто-то предлагает усадить сборную, но крупье против. В итоге поколение 80-ых усаживается обратно.

• Мистер крупье! – взывает Стефан Лэнг.
• Да, слушаю Вас, господин американец, – в пику отвечает Владимир Яковлевич.
• Поскольку сейчас вся судьба всей игры сидит в балансе, очень ответственный момент, я, поскольку много лет не играл, я просто чувствую себя совершенно неответственным взять на себя такое огромное бремя. Поэтому я прошу Вас, пожалуйста, дать нам возможность подменить меня лучшим игроком, например, одним из тех, которые сейчас баллотируются, например, Федя Двинятин, которого я очень уважаю.
• Стефан, у меня есть другой выход. Если Вы чувствуете себя неадекватно, помолчите одну минуту, и всё.
• Нет, ну это нечестно. Нужно чтоб шесть игроков играло всё-таки.
• Да, ну Вы посидите шестым.
• Нет, но это я не буду играть.
• Я не могу.
• Это не противоречит правилам, – вступает Барщевский.
• Это поколение восьмидесятых годов, и я не могу мешать поколения. У нас один Друзь только всеядный, он во всех поколениях, он уже сидит.

Ответ готов моментально, и, хоть и был заявлен после сигнала, но досрочным всё же признаётся. Ворошилов повторяет танка:

Осень.
Как много на земле
жёлтых листьев!
Я никогда столько не видел
…

Отвечает Александр Бялко:

• Столько зелёных. Я просто очень хорошо это стихотворение знаю.
• Ох ты, господи… Ну хорошо, я просто хочу спросить у Бялко: разве бывает жёлтых листьев больше чем зелёных? Ведь зелёные желтеют.
• Так это поэзия, – поясняет Бялко таким тоном, словно говорит с неразумным ребёнком.

Правильный ответ: Ах ты, господи! Научил меня поэзии!

За стол садится поколение 90-ых.

Крупье выходит в зал поинтересоваться мнением знатоков по поводу второго магистра. Друзь называет Ворошилова, к нему присоединяются некая женщина, Алла Дамскер и Барщевский.